Иосиф Бродский — Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою

Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу — из чистой показухи.
Он произнес: ‘Теперь она в Раю’.
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи —
мамаши — я был вхож в его семью —
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки…
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас… Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом ‘Сулико’.
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом ‘рак’ произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они —
дни — движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.