Увидев каплю крови алой
На пальце у ребенка, мать
Жалела, дула, целовала.
— Пройдет! Не надо горевать.
Теперь окрашен нашей кровью
Уже не палец, а висок,
И не подушка в изголовье,
А твердый камень и песок.
Закрыл глаза нам сон глубокий
В походе — на путях войны.
Нам только ветер гладит щеки,
С родной примчавшись стороны.
И хорошо, что на чужбину
К нам не придет старуха-мать…
Ах, чем теперь помочь ей сыну?
Поднять? Подуть? Поцеловать?
Слаб человек душой и телом
И только духом он силён.
Не потому ли ангел белый?
У каждого во рту нога его соседа,
А степь сияет. Летний вечер тих.
След скарабея на бархане
Напомнил мне узор на ткани,
Как будто вышила рука
Волну и точки – след жука.
Под елью, на поляне,
С утра переполох —
И крик, и бормотанье:
— Kуд… ах!
Эй, скажи, что это значит,
Ты, кого в ярмо впрягают,
Чью свободу попирают!
О город, город, о город, город,
в твою родную рвануться прорубь!
А я на выезде из Бологого
застряла в запасных путях,
и пусто-пусто, и голо-голо
в прямолинейных моих стихах.
Нет комментариев