Мы проснулись в полном забвении —
в полном забвении.
Не услышали ничего. Не увидели никого.
Больше не было слуха и зрения —
слуха и зрения…
Колыхались, качались прекрасные —
венчались прекрасные
Над зыбью Дня Твоего…
Мы были страстные и бесстрастные —
страстные и бесстрастные.
Увидали в дали несвязанной —
в дали нерассказанной
Пересвет Луча Твоего.
Нам было сказано.

На весенней проталинке
За вечерней молитвою — маленький
Попик болотный виднеется.
Ветхая ряска над кочкой
Чернеется
Чуть заметною точкой.
И в безбурности зорь красноватых
Не видать чертенят бесноватых,
Но вечерняя прелесть
Увила вкруг него свои тонкие руки…
Предзакатные звуки,
Легкий шелест.
Тихонько он молится,
Улыбается, клонится,
Приподняв свою шляпу.

Когда докучливые стоны
Моей души услышишь ты,
Храни стыдливости законы
В благоуханьи красоты.
Не забывай, что беспощадно,
За каждый жалости порыв,
Тебе отплатят местью жадной,
Твое прошедшее забыв…
Ты недостойна оправданья,
Когда за глупую мечту,
За миг короткий состраданья
Приносишь в жертву красоту.

Ночь теплая одела острова.
Взошла луна. Весна вернулась.
Печаль светла. Душа моя жива.
И вечная холодная Нева
У ног сурово колыхнулась.
Ты, счастие! Ты, радость прежних лет!
Весна моей мечты далекой!
За годом год… Всё резче темный след,
И там, где мне сиял когда-то свет,
Всё гуще мрак… Во мраке — одиноко —
Иду — иду — душа опять жива,
Опять весна одела острова.