С шарманкою старинной
(А в клетке — какаду)
В знакомый путь, недлинный,
Я больше не пойду.

Не крикну уж в трактире, —
Ну, сердце, веселись!
Что мне осталось в мире,
Коль ноги отнялись.

Хоть с койки не подняться
Больничной — никогда,
А каждой ночью снятся
Бывалые года.

С утра ж — другая лямка
Растит мою тоску:
Достанется шарманка
Жиду-покупщику.

Пойдет он весью тою,
Где прежде я певал,
Под чуждою рукою
Завсхлипывает вал.

Вздохни, вздохни еще, чтоб душу взволновать,
Печаль моя! Мы в сумерках блуждаем
И, обреченные любить и умирать,
Так редко о любви и смерти вспоминаем.

Над нами утренний пустынный небосклон,
Холодный луч дробится по льду…
Печаль моя, ты слышишь слабый стон:
Тристан зовет свою Изольду.

Устанет арфа петь, устанет ветер звать,
И холод овладеет кровью…
Вздохни, вздохни еще, чтоб душу взволновать
Воспоминаньем и любовью.

Стоят сады в сияньи белоснежном,
И ветер шелестит дыханьем влажным.

— Поговорим с тобой о самом важном,
О самом страшном и о самом нежном,
Поговорим с тобой о неизбежном:

Ты прожил жизнь, ее не замечая,
Бессмысленно мечтая и скучая —
Вот, наконец, кончается и это…

Я слушаю его, не отвечая,
Да он, конечно, и не ждет ответа.

Вот роща и укромная полянка,
Обрыв крутой, где зелень и песок;
Вот в пестром сарафане — поселянка,
Сбирающая клюкву в кузовок.

Глядит из-за ствола охотник-барин,
Виляет пес, убитой птице рад.
От солнца заходящего — янтарен
Ружья тяжеловесного приклад.

Закатный луч заметно увядает,
Шуршат листы, клубятся облака.
И скромно поцелуя ожидает,
Как яблоко румяная, щека.