Чем больше дней за старыми плечами,
Тем настоящее отходит дальше,
За жизнью ослабевшими очами
Не уследить старухе-генеральше.

Да и зачем? Не более ли пышно
Прошедшее? — Там двор Екатерины,
Сменяются мгновенно и неспешно
Его великолепные картины.

Усталый ум привык к заветным цифрам,
Былых годов воспоминанья нижет,
И, фрейлинским украшенная шифром,
Спокойно грудь, покашливая, дышит.

Уже бежит полночная прохлада,
И первый луч затрепетал в листах,
И месяца погасшая лампада
Дымится, пропадая в облаках.

Рассветный час! Урочный час разлуки!
Шумит влюбленных приютивший дуб,
Последний раз соединились руки,
Последний поцелуй холодных губ.

Да! Хороши классические зори,
Когда валы на мрамор ступеней
Бросает взволновавшееся море
И чайки вьются и дышать вольней!

Утро было как утро. Нам было довольно приятно.
Чашки черного кофе были лилово-черны,
Скатерть ярко бела, и на скатерти рюмки и пятна.

Утро было как утро. Конечно, мы были пьяны.
Англичане с соседнего столика что-то мычали —
Что-то о испытаньях великой союзной страны.

Кто-то сел за рояль и запел, и кого-то качали…
Утро было как утро — розы дождливой весны
Плыли в широком окне, ледяном океане печали.

Они пришли. Столетних стен
Не жаль разнузданным вандалам,
И древний озарен Лувен
Сияньем дымчатым и алым.

Горят музеи и дворцы,
Ровесники средневековья,
И в медных касках наглецы
Соборы обагряют кровью.

И библиотека в огне,
Которой в мире нету равной…
Но как, Лувен, завиден мне
Твой горький жребий, жребий славный.

Известие, что ты сожжен,
С вандалов новых сняло маски,
И мир, злодейством поражен,
Нетерпеливо ждет развязки.