Себя в глазах Забвенья обесценив
И вознеся к Бессмертью фолиант
Своих трудов, ушел от нас Тургенев,
Угас поэт, — угас, как бриллиант.
Он накормил, он кормит наши думы,
И вкусен сытный хлеб его ума.
Питайте им, кого объяла тьма!
Питайте им, кого мечты угрюмы!
О, братья! пусть с приветливостью детской
Отыщем мы местечко в сердце, где б
Не умерли ни Лиза, ни Лаврецкий —
Наш воздух, счастье, свет и хлеб!

Алексису Ранниту

Есть чувства столь интимные, что их
Боишься их и в строках стихотворных:
Так, дать ростков не смея, зрелый стих
Гниет в набухших до отказа зернах…
Есть чувства столь тончайшие и столь
Проникновенно сложные, что если
Их в песнь вложить, он не способен боль,
Сколь смерть вливают в слушателя песни…
И вот — в душе очерченным стихам
Без письменных остаться начертаний.

В ее устах томилася малина,
В ее глазах смеялись васильки,
А по ночам синели угольки…
Она была изящна, как Филина.
Она была как кошечка. «Кис-кис»,
Хотелось ей сказать, ее лаская.
В ее фигурке хрупкость восковая,
В ее душе — величие Балькис.

Из приморской глуши куропатчатой,
Полюбивший озера лещиные,
Обновленный, весь заново зачатый,
Жемчуга сыплю вам соловьиные —
Вам, Театра Сотрудники Рижского, —
Сердцу, Грезой живущему, близкого;
Вам, Театра Соратники Русского, —
Зарубежья и нервы и мускулы;
Вам, Театра Родного Сподвижники,
Кто сердец современных булыжники,
Израсходовав силы упорные,
Претворяет в ключи животворные!