Лето было слишком знойно,
Солнце жгло с небесной кручи, —
Тяжело и беспокойно,
Словно львы, бродили тучи.
В это лето пробегало
В мыслях, в воздухе, в природе
Золотое покрывало
Из гротесок и пародий.
Точно кто-то, нам знакомый,
Уходил к пределам рая,
А за ним спешили гномы,
И кружилась пыль седая.
И с тяжелою печалью
Наклонилися к бессилью
Мы, обманутые далью
И захваченные пылью.
Пора сознаться: я — не молод; скоро сорок.
Уже не молодость, не вся ли жизнь прошла?
Что впереди? обрыв иль спуск? но, общий ворог,
Стоит старуха-смерть у каждого угла.
Я жил, искал услад, и правых и неправых,
Мне сны безумные нашептывала страсть,
Губами припадал ко всем земным отравам,
Я знал, как радует, как опьяняет власть.
Меж мук и радостей, творимых и случайных,
Я, в лабиринте дней ища упорно путь,
Порой тонул мечтой в предвечно-страшных тайнах
И в хаос истины порой умел взглянуть.
Мы оставили хутор Веселый,
Потеряли печать при погрузке,
А туда уж вошли новоселы,
И команда велась не по-русски.
Мы поставили столик под вишней,
Застучал «ремингтон» запыленный…
— Ну, сегодня помог нам всевышний, —
Усмехнувшись, сказал батальонный.
А инструктор Никита Иваныч
Все смотрел, сдвинув светлые брови,
На блестевший, как лезвие, Маныч
И еще не остывший от крови.
Тогда Юпитер был в созвездье Скорпиона,
И, помню, на него с высокого балкона
Любили мы смотреть. Над лоном ясных вод
Он первым виден был, едва небесный свод
Бледнел, покинутый блистательным светилом…
И в полусумраке неверном, легкокрылом,
Один он чуть сиял знакомый, властный друг.
Темнели небеса, верша извечный круг…
Юпитер всё сильней горел, и в тусклом море
Мерцали отблески, сливались в цепь… Но вскоре
Он, движась по небу, над берегом сверкал
И угасал огонь в глуби морских зеркал.