Горела осень.
Бегал виновато
пожарный ветер,
мокрый и лохматый.

…Вдруг,
пламенем осенним подожжен,
я сам пылаю,
в луже отражен.
Трещит моя душа.
Как перекрытья,
горят и настроенья,
и событья.
И здание мое —
все бронзовей.
И две морщины свежих —
меж бровей…

А ветер гасит
огненные взмахи.
И облепили белые рубахи
тела осиротелые берез.
Наискосок их слезы,
под откос,
вниз по плакучей
траурной косе…
И голосят машины на шоссе.

Туссену Люка

Дети мертвых идут
На кладбище играть
Мартин и Гертруда Ганс и Анри
Сегодня молчат петухи
И не поют кикирики

Старухи бредут
И горькие слезы роняют
Ослики рядом шагают
Кричат и-го-го ни с того ни с cего
и потихоньку срывают
Розы с венков погребальных

Сегодня день поминальный
Старухи и дети печальные
Зажигают тонкие свечи
Над каждой могилой
Вуали вдов
И гряду облаков
Как козлиные бороды треплет ветер

Воздух дрожит от огней и молитв еле-еле
Кладбищенский сад тенист и широк
Здесь ивы растут розмарин и дрок
Друзей хоронить приносят под ели
Ах!

Золотит моя страстная осень
Твои думы и кудри твои.
Ты одна меж задумчивых сосен —
И поешь о вечерней любви.
Погружаясь в раздумья лесные,
Ты училась меня целовать.
Эти ласки и песни ночные —
Только ночь — загорятся опять.
Я страстнее и дольше пробуду
В упоенных объятьях твоих
И зарей светозарному чуду
Загорюсь на вершинах лесных.

Подсолнухи к ограде льнут.
Под солнцем хворые сидят.
На жатве женщины поют,
протяжно звонницы гудят.
О юге птичья щебетня,
протяжно звонницы гудят.
Тоскует скрипка у плетня.
В подвалах бродит виноград.

Глядит селянин веселей.
В подвалах бродит виноград.
Дверь морга настежь, и на ней
лучи приветливо блестят.