Поблескивает неба лоб
На равнины павший гроб
Усопшая жара — её увяли руки
О жёлтой кукурузы пуки!..

Работа кончилась нажралась нищета
Ползут приветливо осенней ночи тьмы
Исчезла высота
Гробовой крышкой вдруг прижаты мы.

Я так приступаю к решенью задачи,
как будто конца и ответа не знаю.
Протертые окна бревенчатой дачи,
раскрыты навстречу московскому маю.

Солнце лежит на высоком крылечке,
девочка с книгой сидит на пороге.

«На речке, на речке,
па том бережочке,
мыла Марусенька белые ноги…»

И словно пронизана песенка эта
журчанием речки и смехом Маруси,
окрашена небом и солнцем прогрета…

«Плыли к Марусеньке
серые гуси…»

Отбросила книгу, вокруг поглядела.

Уже пушистый хохолок
На кукурузах зацветает,
Уже утрами залетает
За ставни бодрый холодок, —
А розы всё ещё в цвету,
Как чудо радостное юга.
И вечерами на мосту
Целует рыбака подруга.
И медлит солнце на холмах,
На золотых струях Гаронны,
Покуда осень, как монах,
Кладёт смиренные поклоны.

Как скоро ты прошла и отшумела,
Любви прекрасная весна!
Пустеет сад и скрылась Филомела,
Все ночи певшая у моего окна.

Все, все прошло. И рощи молчаливы,
И пруд заглох. На берегу один
Корзину из прибрежной ивы
Плетет убогий селянин.

Уже мороз сребрит скудеющие долы,
И от селений синий дым Вошдит ввысь.
Поют, поют Эолы
По рощам золотым.

Молчи, душа, молчи! Любови
И песен, и ночей прошла пора.