Очень мне нравится эта сторожка.
Все поезда в ней видны из окошка.

Справа и слева — деревья, кусты,
А на окошках — герани цветы.

Чей это домик? Не ваш и не мой.
Железнодорожный.
Двадцать седьмой.

Куда девать нам переводчиков?
Пермяк и Лаптев норовят
Включить их в кадры переплетчиков
Иль в брошюровщиков разряд.

Михайлов, Курочкин, Жуковский,
Толстой (конечно, Алексей),
Мы вас включим по-пермяковски
В число присяжных толмачей.

Долой Бузони, Франца Листа!
А всех Лозинских, Маршаков
Пошлем к швейцарам «Интуриста»,
Что знают много языков!

У памятника на закате летом
Играют дети. И, склонив главу,
Чуть озаренную вечерним светом,
Он с возвышенья смотрит на Москву.

Шуршат машины, цепью выбегая
На площадь из-за каждого угла.
Шумит Москва — родная, но другая —
И старше и моложе, чем была.

А он все тот же. Только год от года
У ног его на площади Москвы
Все больше собирается народа
И все звучнее влажный шум листвы.

На прибывшего в Будапешт гитлеровского министра внутренних дел и командующего германской «внутренней армией» Гиммлера было совершено покушение. Неизвестным лицом в Гиммлера было сделано несколько выстрелов. Гиммлер ранен, начальник его личной охраны убит.

Из газет

Охранник начальника личной охраны
Убит неизвестным лицом.
Начальник охраны вздыхает: «Ох, раны!»