Над городом осенний мрак навис.
Ветвями шевелят дубы и буки,
И слабые, коротенькие руки
Показывает в бурю кипарис.

— Подоткни мне одеяло,
Подверни со всех сторон.
Ты слышишь, Ник в трубе смеется.
Над кем в трубе смеется он?

— Я заверну тебя, мой мальчик,
Со всех сторон я заверну,
Чтоб старый Ник в трубе камина
Не мог тревожить тишину.

— Ту дверь оставь открытой, мама,
Оставь ее на полчаса.
Иногда мне так страшно думать
И слышать ночью голоса.

— Открыта дверь, мой милый птенчик,
Открыта будет на вершок.

Мгновенный свет и гром впотьмах,
Как будто дров свалилась груда…
В грозе, в катящихся громах
Мы любим собственную удаль.

Мы знаем, что таится в нас
Так много радости и гнева,
Как в этом громе, что потряс
Раскатами ночное небо!

Гораций с Овидием —
Двое приятелей —
Явились в президиум
Союза писателей…

Попали к швейцарше,
Потом к секретарше.
В тот день заседали
Все те, кто постарше.

И молвил в смущенье
Почтенный Гораций,
Его заявленье
Приводим мы вкратце:

— Страницы латыни
Давно уж не в моде,
Но можно их ныне
Читать в переводе.

Сказали в Гослите:
— Стара наша муза.
Однако примите
Нас в члены союза.