На кровлях тихих дач и в поле на земле
Чернеют птицы. В ясную погоду
Мелькают стаями в осенней светлой мгле,
Как легкий дым, плывут по небосводу.

В такие дни на даче, в глубине,
Поет рояль прощальное признанье:
Увидимся к весне. Увидимся во сне.
Лишь не забудь исполнить обещанье!

И роща бедная, умильно дорожа
Цветными листьями на тонких черных прутьях,
Не ропщет, не шумит и слушает, дрожа,
Разгул ветров на перепутьях.

Плача, по дороге бродит Янош.
Сверху спрашивает кто-то:
— Что ты плачешь, Янош?
— Кабы вам пришла охота
Для меня открыть ворота!
— Можно, милый Янош!

По двору блуждая, плачет Янош.
Слышит голос из светлицы:
— Что с тобою, Янош?
— Мне бы к двери прислониться,
На ступеньках примоститься.
— Можно, милый Янош!

На ступеньках сидя, плачет Янош.
Слышит голос из окошка:
— Что ты плачешь, Янош?

Габриэль д’Аннунцио, сообщая корреспондентам подробности взятия Фиуме, сказал, что это были наиболее величественные минуты в его жизни. Не было ни одной женщины, ни одного ребенка, которые бы не жали ему руки… Воздух был напоен ароматом лавров.

Из газет

Я не тщеславен, но тщеславна
Моя законная жена.
Я у стола сидел недавно,
А в кресле нежилась она.

Я равнодушно и устало
Писал газетную статью.

Взгляни на крепких, беззаботных,
Тепло укутанных ребят.
Ровесники домов высотных,
Они в колясочках сидят.

Недавно — в середине века —
Дома и дети рождены.
Но дом быстрее человека
Достиг предельной вышины.

Растущий дом свои лебедки
Вознес в синеющую высь,
Когда ребята-одногодки
Едва на ножки поднялись.

Но пусть пройдут десятилетья —
И неизведанных высот
Достигнут нынешние дети,
Что первый год живут на свете,
Растут и видят: все растет!