В жгучий полдень он и с ним она,
Ожидая поезда, пьют пиво,
Но уже их участь решена,
Будто у Эсхила и Шекспира.

«Белые слоны». Хемингуэй
Лучшего не сочинил рассказа.
Юности не вороши своей:
Вся стыдом набита до отказу.

Сильными мы были, а меж тем
Оказались дряблыми, как слизни:
Вылезли, неведомо зачем,
Супротив любви и даже жизни.

… От всего давно удалены,
Вспоминаем длинными ночами
Ту новеллу «Белые слоны»
И какими были сволочами.

Когда в творении великом
Творца великость вижу я —
Пред гениальным этим ликом
Простерта ниц душа моя;
Благоговейным полон страхом,
Дрожу, поникнув головой,
Я под торжественным размахом
Шекспира мысли вековой.
Несется гений огнекрылый
В лучах, в пространстве голубом, —
И я, подавлен этой силой,
Вмиг становлюсь ее рабом.
Но это рабство не обидно, —
Свободы вечной в нем залог;
Мое подвластье не постыдно
Затем, что мой властитель — бог.

Прочь, Меланхолия! Исчезни,
Дочь Цербера и тьмы! Вернись скорей
На Стикс, в страну теней
И призраков, стенящих в адской бездне,
Или ищи приют
Там, где крылом ревнивым ночь ширяет
И черный ворон грает —
В той Киммерии, где нагие скалы
Над степью одичалой,
Как космы у тебя на лбу, встают.

Дай место здесь иной богине —
Ясноокой Евфросине.
К нам, о Радость, как зовем
Мы на языке земном,
Тебя, дочь Вакха и Венеры,
Хоть не дать не можем веры
И таким певцам, что нас
Уверяют, будто раз
Встретился весной с Авророй
Озорной Зефир, который
С ней возлег в траве густой
Меж роз, обрызганных росой,
И плод его свиданья с нею —
Ты, кто из Граций всех милее!

Крестьяне просят разъяснить, подлежит ли свинья коллективизации?

Известия

Как поступить с последнею свиньей?
Считать ее наследницею барства,
Которая подтачивает строй
Единственного в мире государства?

С презрением хавронью заколов,
Предать ее копчению, а копоть,
Без пафоса, без пошлости, без слов,
Вот именно, не рассуждая, слопать?

А гиблый дух Шекспировских цитат?..