Двадцать лет назад ты умерла.
Как же нынче снова ты пришла
В тихом сне, ко мне, — с лицом печальным,
С тихим голосом, как будто дальним,
Та же, та же, что была тогда!
Пред тобой я плакал без стыда
О годах, прожитых бесполезно.
Ты сказала тихо: «Ночью звездной,
Здесь, в каких-то четырех стенах,
Ты уснешь на белых простынях,
И в стране, где счастие безбрежней,
Встречу я тебя улыбкой прежней!»

На дальней полке мирным строем стоя,
Спят с ранних лет любимые тома:
В них дремлет луч тропического зноя,
Глядит из них полярной ночи тьма.
Там — повести безумно-дерзких странствий:
То — к полюсу, где мир окован льдом,
Где солнца нет, а мгла горит, в убранстве
Сияний северных, над белым сном;
То — в страны страшных бурь и грозных ливней,
Где из песков крутит столбы самум,
Где путь в лесах проложен силой бивней,
Где львы рычат иль жуток выкрик пум.

Три яблока, излюбленных преданьем,
Три символа земного мятежа,
В саду веков, воссозданном сознаньем,
Они горят, под ветром грез дрожа.
Ты, яблоко губительное Евы!
Ты вырвало из глаз эдемский свет,
На нас обрушив божеские гневы, —
Но было то — восстанье на запрет!
Другое — яблоко Вильгельма Теля, —
Свободы весть промчало над землей:
Одной стрелой в родного сына целя,
Стрелок в тиранов метился другой!

Я — арка края.
Атака заката.
О, лета тело!
Ала зала.