Весна была просто тобой,
И лето — с грехом пополам.
Но осень, но этот позор голубой
Обоев, и войлок, и хлам!
Разбитую клячу ведут на махая,
И ноздри с коротким дыханьем
Заслушались мокрой ромашки и мха,
А то и конины в духане.
В прозрачность заплаканных дней целиком
Губами и глаз полыханьем
Впиваешься, как в помутнелый флакон
С невыдохшимися духами.
Не спорить, а спать.
Ревёт рогатый скот в загонах. Возле дома
Поставлены стропила. Красят маляры.
Проходит нищий. В серой улыбается истоме.
На свежих грядках чучело стоит.
То висельник? Или его достали
Со дна реки, весь в тине и траве?
И вот стоит он здесь. Как крест настороже,
Бедняк-мертвец, что истлевает стоя.
Вот ветер пробежал. И звоном жутким
Задребезжит покойника жестяное лицо.
Весна тиха была сначала,
И не проснулась ты, когда
В окошко пальцем постучалась
Весенняя вода.
Но как орлёнок разбивая
Непрочную скорлупку льда,
Забила крыльями живая
Весенняя вода.
И вот, глядишь, под небом синим
Широк лежит разлив речной,
По грудь берёзам и осинам,
Калине – с головой.
Не думай, что любовь слабее,
Что ей раскрыться не дано,
Когда смущаясь и робея
Она стучит в окно.
Опять весна! опять дрожат листы
С концов берез и на макушке ивы.
Опять весна! опять твои черты,
Опять мои воспоминанья живы.
Весна! весна! о, как она крепит,
Как жизненной нас учит верить силе!
Пускай наш добрый, лучший друг наш спит
В своей цветами убранной могиле, —
Он говорит: «Приободрись и ты:
Нельзя больной лелеять два недуга».
Когда к нему ты понесешь цветы,
Снеси ему сочувствие от друга.
