Копи!
Ладно, мысли свои вздорные копи!
Топи!
Только, баньку мне по-черному топи!
Вопи!
Все равно меня утопишь, но вопи!…
Топи.
Только баньку мне, как хочешь, натопи.

Эх, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь!
Но сомневаюсь, что отмоюсь!…

Не спи!
Где рубаху мне по пояс добыла?
Топи!
Ох, сегодня я отмоюсь добела!
Кропи,
В бане стены закопченые кропи.
Топи,
Слышишь?

Я вышел ростом и лицом — спасибо матери с отцом,-
С людьми в ладу — не понукал, не помыкал,
Спины не гнул — прямым ходил, и в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал…

Но был донос и был навет,
Кругом пятьсот и наших нет.
Был кабинет с табличкой «Время уважай»,
Там прямо без соли едят,
Там штемпель ставят наугад,
Кладут в конверт и посылают за Можай.

Хорошо, что за ревом не слышалось звука,
Что с позором своим был один на один:
Я замешкался возле открытого люка —
И забыл пристегнуть карабин.

Мой инструктор помог — и коленом пинок —
Перейти этой слабости грань:
За обычное наше: «Смелее, сынок!»
Принял я его сонную брань.

И оборвали крик мой,
И обожгли мне щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.

Он был хирургом — даже нейро,
Специалистом по мозгам.
На съезде в Рио-де-Жанейро
Пред ним все были мелюзга.

Всех, кому уже жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.
Но огромное это светило,
К сожалению, было — еврей.

В науке он привык бороться,
И за скачком всегда скачок.

Он одному землепроходцу
Поставил новый мозжечок.

Всех, кому уже жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.