В тот вечер я не пил, не пел,
Я на нее вовсю глядел,
Как смотрят дети,
Как смотрят дети.

И тот, кто раньше с нею был,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Что мне не светит.

И тот, кто раньше с нею был,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Что мне не светит.

И тот, кто раньше с нею был, —
Он мне грубил, он мне грозил, —
А я все помню,
Я был не пьяный.

Сколько слухов наши уши поражает!
Сколько сплетен разъедает, словно моль!
Ходят слухи, будто все подорожает, абсолютно,
А особенно — штаны и алкоголь.

Словно мухи, тут и там,
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам,
Их разносят по умам.

— Слушай, слышал? Под землею город строют,
Говорят, на случай ядерной войны…
— Вы слыхали?

Давайте я спою вам в подражанье радиолам,
Глухим знакомым тембром из-за плохой иглы —
Пластиночкой на «ребрах» в оформленье невеселом,
Какими торговали пацаны из-под полы.
Ну, например, о лете, которо,
Ну, например, о доме, что быстро догорел,
Ну, например, о брате, которого осудят,
О мальчике, которому — расстрел.

Сидят больные легкие в грудной и тесной клетке —
Рентгеновские снимки — смерть на черно-белом фоне,-
Разбалтывают пленочки о трудной пятилетке,
А продлевают жизнь себе — вертясь на патефоне.

Я бодрствую, но вещий сон мне снится.
Пилюли пью — надеюсь, что усну.
Не привыкать глотать мне горькую слюну —
Организации, инстанции и лица
Мне объявили явную войну
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю на всю страну,
Чтоб доказать — я в колесе не спица,
За то, что мне неймется и не спится,
За то, что в передачах заграница
Передает мою блатную старину,
Считая своим долгом извиниться:
— Мы сами, без согласья…
Ну и ну!