Я любила твой смех, твой голос.
Я за душу твою боролась.
А душа-то была чужою,
А душа-то была со ржою.
Но твердила любовь:«Так что же?
Эту ржавчину уничтожу».
Были бури. И были штили.
Ах, какие пожары были!
Только вот ведь какое дело —
В том огне я одна горела.
Ржа навеки осталась ржою,
А чужая душа — чужою..
Я раздвинула шторы — ночь закончилась, как оказалось.
До чего ж ты легка, от бессонной работы усталость!
Как сегодня светло на душе и в квартире!
Не беда, что в итоге останется строчки четыре.
Может, нет ничего бескорыстней, чем это —
Над стихами всю ночь просидеть до рассвета,
Хоть никто не неволит работать ночами,
Хоть никто не стоит, торопя, за плечами,
Хоть в итоге останется строчки четыре…
Как сегодня светло на душе и в квартире!
Волосы, зачёсанные гладко,
Да глаза с неяркой синевой.
Сделала война тебя солдаткой,
А потом солдатскою вдовой.
В тридцать лет оставшись одинокой,
Ты любить другого не смогла.
Оттого, наверное, до срока
Красотою женской отцвела.
Для кого глазам искриться синим?
Кто румянец на щеках зажжёт?
… В день рожденья у студента-сына
Расшумелся молодой народ.
Нет, не ты — девчонка с сыном рядом,
От него ей глаз не оторвать.
Дочка, знаешь ли ты, как мы строили доты?
Это было в начале войны, давно.
Самый лучший и строгий комсорг — работа
Нас спаяла в одно.
Мы валились с ног, но, шатаясь, вставали —
Ничего, что в огне голова.
Впереди фронтовые дымились дали,
За плечами была Москва.
Только молодость не испугаешь бомбёжкой!
И, бывало, в часы, когда небо горит,
Мы, забыв про усталость, с охрипшей гармошкой
Распевали до самой зари.