Пора забыть верблюжий этот гам
и белый дом на улице Жуковской.
Анна Ахматова
Помнишь свалку вещей на железном стуле,
то, как ты подпевала бездумному ‘во саду ли,
в огороде’, бренчавшему вечером за стеною;
окно, завешанное выстиранной простынею?
Непроходимость двора из-за сугробов, щели,
куда задувало не хуже, чем в той пещере,
преграждали доступ царям, пастухам, животным,
оставляя нас греться теплом животным
да армейской шинелью.
Тебя не зря зовут корявою,
Зовут колючей недотрогою,
Холодной техникой корябают;
Я – приласкать тебя попробую.
Приглажу я рукой шершавые
Твои скалистые пролысины.
Фиордов серых зубы старые
Ты на меня зачем окрысила?
Не по моей вине когда-то мы
Пришли к тебе, того не ведая,
Что, покорившись людям, атомы
Не станут нашею победою,
И не дано самой Историей
Нам стать с тобой сильнее сильного,
А над тобой – лабораторией –
Висит судьба холма могильного.
Стихи в пятьсот слов о том, что у меня было на душе, когда я из столицы направлялся в Фэнсян
В Дулине
Человек в пеньковом платье,
Хоть постарел —
А недалек умом:
Как мог такую глупость
Совершать я,
Чтоб с Цзи и Се
Равнять себя тайком?
А просто
Во дворце я непригоден.
И надо мне
Безропотно уйти.
Умру — поймут,
Что о простом народе
Всегда я думал,
До конца пути.
И сердца жар,
Бредя тропой земною,
Я отдавал народу
Всей душой.
За шторой на окошечке
С утра большой секрет.
Не зря же нашей кошечки
Застыл там силуэт?
«Что там?»
я не спрошу тебя —
Я чувствую сама:
Там к нам на парашютиках
Спускается Зима.
