У окружкома на виду
Висела карта. Там на льду
С утра в кочующий кружок
Втыкали маленький флажок.
Гостиница полным-полна.
Портье метались дотемна,
Распределяя номера.
Швейцары с заднего двора
Наверх тянули тюфяки.
За ними на второй этаж,
Стащив замерзшие очки,
Влезал воздушный экипаж.
Пилоты сутки шли впотьмах,
Они давно отвыкли спать,
Им было странно, что в домах
Есть лампа, печка и кровать.
Константин Симонов — Мурманские дневники
Владимир Британишский — А у невских берего
А у невских берегов —
зябко, холодно, зима.
Глинка, Кукольник, Брюллов —
за бутылкою вина.
Одна бутылка на столе,
а две бутылки под столом.
Эх, побыть навеселе
да позабыть об остальном!
Один рисует царский двор,
другой муштрует царский хор,
а третий — царский драматист,
пока не кончится фавор.
С них не сводят зорких глаз
Бенкендорф и Николай.
Но сегодня, но сейчас —
вольным воля, пьяным рай!
Ольга Берггольц — Ленинградский салют
…И снова мир с восторгом слышит
салюта русского раскат.
О, это полной грудью дышит
освобожденный Ленннград!
…Мы помним осень, сорок первый,
прозрачный воздух тех ночей,
когда, как плети, часто, мерно
свистели бомбы палачей.
Но мы, смиряя страх и плач,
твердили, диким взрывам внемля:
— Ты проиграл войну, палач,
едва вступил на нашу землю!
А та зима… Ту зиму каждый
запечатлел в душе навек —
тот голод, тьму, ту злую жажду
на берегах застывших рек.
Майя Румянцева — Волга
Волга – волненье высокое,
Томленье
за дальними плёсами.
Говор твой волжский с оканьем,
Волны твои – курносые.
Кама бежит по камушкам
Босая,
С рассветной косой,
К Волге, как внучка к бабушке,
За сказкой глазастой, лесной.
Недосчиталась ты камушков
В годы твои тревожные.
У самого водного краешка
Солдатами тропы проложены.
Алые тропы,
знамённые,
Гранитные – к небу синему.
